Ангарский Сокол [СИ] - Дмитрий Хван

Если попадались всё-таки енисейцы, то с ними, как правило, расходились полюбовно, каждый раз напоминая, где проходит линия раздела. С иными же не церемонились. Знающие окружающую крепость местность, как свои пять пальцев, бойцы обкладывали забрёдших в тайгу чужаков, вынуждая их повернуть обратно. Бывали и перестрелки. Заканчивались они, обычно, отходом казаков, которые из-за плотности и скорострельности их врага не могли ни разу подойти на расстояние рукопашной сшибки. В огневом же бое у казачьих ружей не было ни единого шанса. Поди там, проделай все эти упражнения с порохом и пулей, да следи как бы не потух фитиль или не сдуло порох с полочки и не отсырел ли он. И всё это под плотным обстрелом из-за деревьев неведомого врага, который кричит тебе на понятном тебе языке — убирайся мол, подобру-поздорову или сдавайся и проходи по одному к берегу. И будет тебе потом и тепло и сытно. Преимущество ангарок было подавляющим, но, к слову, Соколов требовал, по возможности, избегать смертельных исходов. Но не всегда, к сожалению, удавалось соблюсти это условие. Были раненые и со стороны ангарцев, но смертельных случаев, к счастью, пока не было. И не только благодаря броне, носимой бойцами пограничной охраны, но и профессиональной выучке — во Владиангарске собрали лучших, как на самом опасном участке княжества.

Кстати, и на острове и на берегах Ангары Петренко организовал огороды, так чтобы крепость снабжала себя хотя бы картошкой, капустой, морковью и прочими овощами.

Литвинский Илимск располагался в речной долине, весьма благоприятной для возделывания овощных и зерновых культур. Его население, по сути, ничем не отличалось остальных, литвины — те же русские, только вид сбоку. Уже была поставлена небольшая часовенка, отец Кирилл прибыл ещё в конце лета и освятил её. Как таковых крестьян среди восемнадцати семейств не было, поэтому первые два года ангарские агротехники провели в Илимске. Был в этом и плюс — технику землепользования можно было ставить свою, передовую. Не то что исконные крестьяне, которые незаметно, но упорно саботировали требования ангарских агротехников. Илимская община была дружной и сплочённой, но пока выдавать им оружие ангарцы не решались. Староста Илимска Андрей Берсенев просил пересмотреть такое положение. После совета с полковником Вячеслав разрешил на следующий год выдать на посёлок шесть стволов. Но всё равно, за оборону Илимска будут отвечать владиангарцы.

На юго-восток от Илимска располагался Железногорский острог — вотчина бывшего московского, а теперь главного ангарского литейщика Ивана Репы. Этот район имел значение стратегического для Ангарии, благодаря своим колоссальным запасам руд. Соколов планировал населять его в первую очередь теми, кто бы мог работать на металлургическом производстве, для них создавались особые условия в виде различных социальных благ. Пока кроме работников кузниц и строителей печи в окрестностях горы Железной было лишь пять дворов тех, кто работал на литье металла. Из них все три семьи поляков, что были в литвинском караване. Единственные католики в Илимске, они испытывали явный дискомфорт со стороны православных литвинов. Поэтому и согласились работать на кузнице. Два других двора были населены людьми из тех, кто не смог ужиться в посёлках. Их также обучали плавильной и литейной работе. Железногорский острог был самым восточным поселением Ангарии и находился в местах, где не было проангарских тунгусов. Именно по Илиму в своё время пришли воины тунгусского князька Бакшея, что спалили недостроенный Илимский острог енисейцев. Поэтому каждый день небольшие группы по три-четыре ангарских тунгусов уходили в дозоры.

Удинская крепость лежала примерно посередине расстояния от Владиангарска до Белореченска, в настоящий момент став перевалочным пунктом. Крепость потеряла своё значение после того, как было начато строительство Владиангарска. Сейчас тут находилось не более пятнадцати человек во главе с бывшим мурманчанином Карпинским.

— А почему бы нам не сделать военную школу в Удинске, а не в Иркутске?! — заговорил вдруг Саляев. — Андрей Валентинович, вы меня поддержите?

— Да-да, мы с Ринатом уже поговорили насчёт этого. Сейчас Удинск простаивает без гарнизона. А ведь если сделать школу там, то это сразу даёт нам несколько жирных плюсов, — весьма живо поддержал Рината полковник.

— Там и казарма есть и оружейка. Крепость сама по себе даёт возможность отработки штурма и обороны укреплений. Вокруг леса, а значит и охота и навыки лесного боя можно получать. Там и два первых ботика имеется — и это пригодится нашим ребятам, умение ходить по реке. И площадка для тренировок… — Саляев, казалось, мог бесконечно приводить доводы в пользу Удинска. — К тому же изначально планировалось чуть ли не совместные тренировки парней и девушек, а Удинск даёт нам возможность разделить их. Пацанов я буду натаскивать в Удинске.

— А ведь верно! Хорошо, Ринат, я тебя понял, так и будет! — согласился Соколов, опять делая пометки в блокноте.

— А в Иркутске девчонки пускай тренируются в стрельбе, им же бегать по лесу без надобности. Они сидят за стенами, — не унимался Саляев.

— Хорошо-хорошо, Ринат! — рассмеялся полковник, — Вячеслав тебя понял.

— Дык я разъясняю! А ещё можно и там насадить картохи, — продолжил ухмыляющийся булгарин, вызвав этим улыбки и несколько смешков.

— Спасибо Ринату за эмоциональную разрядку, а сейчас Владимир продолжит, — улыбался Соколов.

Владимир кратко прошёлся по верхнеангарским посёлкам, акцентировав внимание на старостах и мастерах. Остановился на шорнике Славкове и обувных дел мастере Булыге, чьи мастерские, по мнению Кабаржицкого должны расшириться до цеха и куда стоит направлять учеников. Эта инициатива нашла понимание у Соколова. Так же Владимир обратил внимание своих товарищей на священнике Кирилле, настоятеле ангарского храма святого Илии. Капитан отметил его удивительную открытость, живость в общении и разносторонность взглядов.

— Мне кажется, что он знает несколько больше, чем должен знать обычный священник. У меня сложилось такое впечатление, после разговора с ним.

— А он всё знает, — проговорил Вячеслав.

— Что всё? — не понял Радек.

Я рассказал ему о нас всё, — пояснил Соколов, вызвав этим осуждающие взгляды присутствующих.

— Ну не знаю-не знаю, — пожал плечами Радек, — в принципе, при том огромном влиянии Церкви, на переселенцев, иметь под боком религиозного деятеля, который не уверен в том, что понимает, кто мы и что мы представляем собой, как общество — довольно опасно.

— А так доверяться ему — не опасно? — заметил полковник.

— Да не, Карп — мужик правильный! — воскликнул Саляев. — Ему можно доверять. Да и что вы думаете, он побежит к патриарху на доклад, рассказывать о хронопутешественниках? Да его самого закроют в клетку, как жирафу!

— Ну да, логично, — заключил Радек. — Ладно, с этим разобрались. Лирика всё это. А проблема вот в чём, Вячеслав, дизеля-то наши не вечные.

Соколов кивнул и внимательно посмотрел на профессора.

— Используя масло, мы тоже проблему не решим. С ними больше мороки получим, да ещё и придётся дополнительных работников выделять на это дело.

— Нефть? — спросил Смирнов.

— А что нефть? Тот мазут, что мы собираем по капельке в Иркутске, целиком идёт химикам.

И Николай Валентинович начал доказывать необходимость обратиться к паровой машине. Начать использовать энергию пара, как двигателя ангарского прогресса. Радек заранее выразил сожаление о том, что придётся равняться на технологии не двадцать первого и даже не двадцатого века. Посетовал профессор и на сложности, связанные с этой технологией, необходимость прокатного стана, вероятностную громоздкость движителя.

— Николай Валентинович, а вы уже начали проектировать паровик? — постучав пальцами по столу, озабоченно спросил Соколов.

— Прототип почти готов, дело за котлом. И надо ещё вытачивать множество деталей. А я даже забыл про центробежный регулятор, хорошо мужики напомнили.

— Когда успели только? — удивился Вячеслав.

— Слава, ты же в Белореченские кузницы теперь не заглядываешь, — усмехнулся Радек.

Неясные перспективы с паровым двигателем, который уже был позарез нужен и на производстве и в речном судоходстве, нервировали Радека. Профессор хотел, пока живы ещё все попавшие в этот мир люди, сделать максимум полезного своим потомкам, чтобы им не пришлось слишком тяжело. Ведь после того как уйдут последние носители знаний о прошлой жизни, их дети останутся один на один с окружающей действительностью и технический задел ангарского общества будет давать преимущество перед более многочисленными социумами в этом жестоком мире. У самого профессора и его новой жены Устины уже было двое мальчишек, да вскоре появится третий. Ради них профессор и старался успеть больше, чем больше — тем лучше. Только сейчас, после появления стабильной базы для дальнейшего развития, беспокойство его начинало уходить, уступая место трезвому расчёту.